Сегодня 19 декабря. Три года назад мы с Машей сидели в квартире ее тети на кухне, пили «Гараж» и рассуждали о том, что ждёт нас с окончанием учёбы. Она срезала коротким ножиком ломтики с сырной головы и вдумчиво жевала их, а я думала, какая она простая и свободная. Странно и приятно было оказаться вот так только вдвоём - без Жени и Наили, которые всегда составляли с нами пары отдельно друг от друга. Мы собирались после этого ещё пару раз у меня, но, честно говоря, стоило остановиться на том вечере и отметить его как уникальный случай. Тем не менее, в моей памяти навсегда застыла ее широкая улыбка и открытое лицо - экземпляр моей коллекции редкостей, насекомых в смоле, - крыло стрекозы.

Мне вспомнился кудрявый затылок Макса, тугой воротник и манжеты выглаженного аккуратно свитшота, подрагивающие руки, собранные в несильно сжатые кулаки. Но какое у него было лицо? Я почти не помню его лица. Жук-носорог.

Я помню узкие джинсы и огромный свитер Сони, сладкий парфюм круглый год, длинные нижние ресницы и белые костяшки пальцев, серебряное колечко. Вишневая косточка.

19 декабря 1998 умер мой отец.

«Я скучаю по всем, кого знаю, жалею всех, кого знаю и не знаю, - это хуже зубной боли; это хуже, чем сломать обе ноги.»